Рассказала бабушка. Сказка, как она говорила, правдива. Я записал легенду по ее словам. Присмотритесь к игрушкам. Вдруг они живые. Вдруг в них живет душа. И вдруг однажды вы окажитесь в ее теле.Мир меняется, ребятки, вы уже это знаете, не маленькие. И мир ваших дедов — прадедов мало похож на сегодняшний. Они принимали его по — другому, у них была своя вера, и нам большинство их поступков не понять. Так что вы и не старайтесь, просто слушайте внимательно.
Так вот в наших вологодских лесах затерялась крошечная деревенька — та самая, что стоит посреди болот и по сей день. Сама же история произошла так давно, что почти стерлась из людской памяти, и отделить правду от суеверий и вымысла почти невозможно. Да и к чему?
Скажу одно: в те далекие времена о христианстве в наших поселках и не слыхали. Верили в старых богов и слушали мудрых старух.
Такие жили в каждой деревне. К вящим приходили с болячками, с бедами, и они действительно помогали. Другой помощи в те времена не было.
Вот как-то в одной деревушке у одного из охотников родился сын. Мужчины в те времена гибли часто, так что здоровому мальчику очень радовалась вся деревня.
Но в этот раз деревня просчиталась. В невинное дитя злой дух словно вселился!
Пакостник рос невероятный. Все от него страдали: и стар, и млад. Слаще меда для него были чужие слезы. Отметником становился паршивец, зазором для отца и матери.
Что с ним только не делали: и стыдили, и хворостиной били. Мальчишка только больше озлоблялся. Уж и в родном доме не знали куда деваться.
И подстраивал хитрец все так, что доказать нельзя!
Но однажды людская чаша терпения лопнула. Мальца одного, годков трех, мерзавец в колодец толкнул. Дитя стонало, захлебывалось, на помощь звало, а Панаска не сдвинулся с места. Да хорошо, дед старый у окна стоял, все слышал.
Вот тогда люди собрались и отвели Панаску к мудрой старухе. Говорила с ним старуха, да все без толку. Дитя испорченный совсем оказался. Только вот убить, душу навек живую сгубить, Мудрая так и не решилась. Долго молчала, долго думала, а потом сказала:
— Злобы в тебе, отрок, немеренно. И в мир пускать тебя таким нельзя: беды не оберешься. Попробую, что ли, иначе помочь, авось время тебя исправит.
И взмахнула травница, ведунья старая, руками. И тут случилось ужасное. Средь бела дня сверкнула молния. Вороны слетелись: мрачные, да строгие. Стало тревожно.
Завизжали женки испуганные. А на скамье, где только сидел мальчишка, теперь была куча старого трепья.
Подошла к тем лохмотьям Мудрая, да извлекла на свет Божью куклу. Тряпичную. В кукольном колпаке, с бубенчиками, да в багрецовом жупане. Посмотрела и грустно вздохнула: и щеки красные, и нос большой, рот до ушей, но глаза все равно злыми кажутся.
И сказала тогда старуха кукле:
— Всю жизнь ты, Панаска, одно горе нес. Теперь смех вызывать будешь. Таков твой урок. Каждая детская слеза болью дикой обернется в твоем несуществующем сердце…
Кукла эта — клетка для больной души твоей, Панаска. Думай об этом, отрок, времени у тебя много. Авось и научишься людей любить. Без этого на земле тяжко будет, да и незачем…
Тряпичный Панаска безмолвстовал. Помолчав, старуха сказала напоследок:
— Быть тебе, Панаска, шутом гороховым до тех пор, пока не попадешь в руки мальчишки еще более испорченного, чем ты сам. Тогда вы и поменяетесь местами. Надеюсь, к тому времени ты все же человеком станешь. Правда есть и другой путь. Если к тебе проснется любовь к роду человеческому, то проснешься ты с рассветом не в шуте тряпочном, а в теле собственном, молодом и крепком, да жизнь свою проведешь, как и было тебе положено…
Сказала, да и завернула в платок, а весной поменяла у торговца на бусы из камней самоцветных. Так и пошла бродить по миру эта игрушка.
Долго бродила, очень долго, да и вернулась в нашу деревню. Судьба, видать, Панаскина такая!
Вся ребятня с ней переиграла. В чьих руках она только не была. А теперь ей делать нечего, ребятки выросли, поразъехались. Что там игрушке делать? Ей в мир, ребятки, надобно. Мало ли, вдруг древнее заклятье да сработает, если сказка правдива. Нельзя лишать Панаску надежды, несправедливо это!