Кто я?

Автор я.

Открыл глаза. Вокруг пульсировала чёрная непроглядная тьма. Ни единого цвета, только сплошная чернота. Где я? Кто я? Липкий ужас парализовал, если можно парализовать часть тьмы.

Как открывается заржавевшая дверь,
С трудом, с усилием, — забыв о том, что было,
Она, моя нежданная, теперь
Свое лицо навстречу мне открыла.
Николай Заболоцкий. Встреча

Хуже всех стен такая дверь, от которой не было и нет ключа, и он не знает, где искать этот ключ и существует ли он вообще.
Жозе Сарамаго. Двойник

Ключам никогда не сообщают, какую дверь им предстоит открыть.
Сергей Лукьяненко. Дневной Дозор

Открыл глаза. Вокруг пульсировала чёрная непроглядная тьма. Ни единого цвета, только сплошная чернота. Где я? Кто я? Липкий ужас парализовал, если можно парализовать часть тьмы. Что я? Тьма давила и разрывала одновременно. Исчезнуть, раствориться, вытечь, испариться из этого места. Скорее, пока оно не выпило меня без остатка. Меня? Рывок! Бежать! Бежать – вот оно спасительное слово! Бежать. Набегу я почувствовал, что у меня есть тело, ноги, руки… Кто я?
Сознание возвращалось. «Знаю, милый, знаю, что с тобой. Потерял себя ты, потерял…» Пронеслись в голове обрывки песни. Стоп. Остановись.
Итак. Кто я? Память услужливо подсунуло сюжет. Бабуля достаёт карту, на которой изображена башня с трещиной от основания до вершины и человек, падающий с неё вниз головой.
— Рушится твой дом, твоя семья, твоя жизнь, — говорит бабка, — будь внимательным и ты увидишь рядом человека, которая сможет спасти тебя.
— Спасибо, мать, но я сам. И дом отстрою, и всё остальное…

Полная Луна разбила клубящуюся тьму, разогнав её по углам. Я огляделся: высокие стены, большие окна, уютная обстановка. Дом. Это мой дом. Я все-таки построил его. Я буду холить и лелеять тебя, никто не посмеет даже посмотреть на тебя без моего позволения. В этом моя жизнь, моё предназначение. Хотя, откуда я это всё знаю, не зная себя?
Я спустился вниз, расставил по местам тарелки и хотел протереть плиту, когда снаружи послышались завывания. Я вышел в сад. Огромные деревья дремали в освежающих лучах Луны, испуганные дриады выглядывали из-за веток, прислушиваясь к вою. Коты! Эти бесы портили жизнь обитателям сада. Приходили огромной толпой, подавляя любое сопротивление. Даже ежи в это время отсиживались по домам под поленницей.
— Ах, вы, бесовы невиры, — крикнул я, размахивая поднятым на ходу увесистым дрыном, и коты бросились врассыпную, позабыв о своём численном превосходстве. Я прошёлся по саду.
— С днём рождения, сосед, — услышал я скрипучий голос. У забора стоял мужичок средних лет. — Воюешь? Теперь будут знать, поганцы, где пакостить нельзя, а то совсем от них спасу нет.
Поздоровавшись, я присел на пенёк и, достав кисет с душистым табаком, стал набивать трубку.
— Ну, как ты? – поинтересовался сосед, угощаясь.
— А, хрен его знает, — буркнул я, раскуривая табак.
— Понятно, ничего не помнишь, — хмыкнул мужичок, — а ничего странного, всегда так.
— Что со мной?
— Ты сейчас, как чистый лист, кто что напишет, тем и будешь. Поэтому вспоминай сам потихоньку, вспоминай, слушай, смотри.
Я прислушался к ощущениям. Дым из лёгких разносился по телу, приятно покалывая кончики пальцев. Немного кружилась голова. Слух обострился. Я слышал, как на кочку забрался сверчок, пробуя смычком струны своей скрипки, с веток деревьев раздавался тихий щебет, под землёй дождевой червь с наслаждением нанизывал себя на свою еду, не подозревая, что всего в двух его глотках затаилась пушистая, зубастая, слепая и неотвратимая смерть — крот.
Я выдохнул порцию дыма. Возмущенные комары с писком шарахнулись в сторону. Прохладный ветерок щекотал, запутавшись в бороде.
— Хорошо как, а? — обратился я к соседу.
— А то, — выдохнул и он дым в ошалевших кровопивцев.
В доме зажегся свет, заработал насос, зашумела вода. На ходу выбивая о дрын трубку, я бросился к дому.
— Кто? Кто посмел? – шептал я на бегу.
Ворвавшись в дом и пронесшись по всем комнатам, я не обнаружил никого. Свет горел, вода бежала, в мойке стояла грязная! посуда, но никого не было.
— Мало того, что амнезия, так ещё и склероз, — хмыкнул я. Списав всё на скачёк напряжения, помыл посуду, вымел серую, липкую пыль, взявшуюся неизвестно откуда и снова погрузился в воспоминания.

— Ты отвратительно самоуверен, — кричала мне жена, — кому ты нужен кроме меня? Кто на тебя посмотрит? Что ты можешь? Ты не на что не способен!

Именно тогда я почувствовал этот страх. Неужели я живу с ней только потому, что не способен на большее? Завести интригу на стороне, зажечь в глазах женщины искры желания? Неужели мы вместе не потому, что любовь, а потому, что я тупо боюсь убедиться, что она права? Ну, что же? Поживём – посмотрим…

За окном заходила Луна. Впечатлений за сегодня хватило бы на десятерых. Я обвёл глазами комнату, погрозил в окно пальцем – я всё вижу! – и, потягиваясь, побрёл спать.

Во сне я доказывал жене и себе, что я нужен, что я способен на многое, если не на всё. Я спешил жить, брал проекты, которые другие брать боялись, начали строить дом, я наслаждался невесомостью.
— Я же не виноват, что у меня всё получается, — скромно хвастался я, улыбаясь.

Проснулся от постороннего звука. По дому ходили, на кухне лилась вода и гремела посуда, хлопала дверца микроволновки и тостер выбрасывал поджаренный хлеб. На цыпочках я спустился по лестнице и осторожно заглянул на кухню. Никого. Стоп! Что происходит? Накатывало раздражение. Резкий писк микроволновки и… я увидел: по комнате двигалось нечто. Нет, оно не было ужасным монстром с огромными клыками, но ужас мой от этого не становился меньше. Оно не видело меня, продолжая двигаться от печки к столу, к холодильнику, к тостеру… В его движениях был какой-то смысл. Я присмотрелся. Полупрозрачная сущность, скорее всего женского пола, эмитировала подготовку к ужину. Так вот кто хозяйничает здесь. Закончив накрывать, она повернула голову в сторону коридора, губы её зашевелились, но никакого звука не прозвучало. Через минуту появился такой же полупрозрачный «мужчина» и уселся за стол, «ужин» начался. Казалось, ничего не изменилось, но напряжение нарастало с каждой секундой. Движения призраков стали резче, агрессивнее, и тут появилась пыль, та самая серая пыль или, скорее, мелкий серый снег, потому что, опускаясь на пол, он таял, растворяя в себе пол, стены, стол, время, жизнь… Капелька за капелькой, песчинка за песчинкой, вздох за вздохом. Я бросился бежать, перевернув на ходу поднос с чайником и стул, стоящий на пути. Я снова спасался бегством.
— Ты их увидел? – сосед стоял у забора и ухмылялся, — в портки не наложил? Уже молодец!
Закурили. Помолчали, но недолго, сосед, мне кажется, был не из молчаливых.
— Они есть везде, другое дело, видим мы их не всегда. А только тогда, когда начинают проявлять свою сущность. Это Подселенцы, суть их — разрушение. Некоторые считают, что они паразитируют на нас, питаясь нашими страхами; другие, что разрушают ауру наших жилищ. Короче, версий много, а толку мало. Ищи, выдумывай, пробуй!
Я затянулся сладким дымом. Ну, скажите, нафига мне всё это? Нет, я знаю, что мир заполнен сущностями. Знаю, что не все такие легкомысленные и весёлые, как дриады и цикады, есть и злобные, как коты и кроты, стремящиеся сожрать всё, что помещается им в рот. Но то, что мне придётся столкнуться с этим в своём доме, это явный перебор. Я решительным шагом направился к дому…

Эта женщина появилась в моей жизни, когда все комплексы, связанные со словами жены, растворились под натиском неопровержимых убеждений. Способен! Могу! Нужен! Она восхищенно смотрела на меня огромными зелёными глазами. Ей было безразлично, что я говорю, главное, что я говорю для неё, не интересно, где я был, главное, что возвращался к ней. Неважно чем я занимаюсь, главное, что для неё всегда остаётся время. И я полетел, наслаждаясь падением так, как до этого наслаждался парением в невесомости. Каждый день был, как северное сияние, а каждое возвращение домой, как погружение в серый полужидкий снег. Однажды Она попросила отвезти её к «бабушке», которая вылечила её от какой-то болячки. Естественно, я согласился. Там бабуля и вытащила ту карту…

Я ворвался в дом. Нужно как-то это предотвратить, сообщить, предупредить. Я уже знал о чём, это переполняло меня, рвалось наружу, но не знал как. Света не было, я взбежал по лестнице – в спальнях пусто, поднялся выше. Он спал в кабинете, закинув руки за голову. Вскочив на него, я впился пальцами в горло. Тело напряглось и выгнулось дугой. Я не отпускал, хотя и сам стал задыхаться от нехватки кислорода, чем сильнее я сжимал пальцы, тем труднее мне дышалось самому. Он открыл глаза и неожиданно схватил меня за руки.
— К худу или к добру? — прохрипел он.
— К добру! – вдохнул я и обессиленный свалился с дивана.

Прошло какое-то время.

Открыл глаза. Вокруг пульсировали отблески разноцветных сполохов. Кто-то уже начал салютовать в честь Нового года, спеша жить. Пока супруга спала, я начистил, нарезал, натёр, отварил и остудил всё, что будет нужно ей для приготовления тех вкусностей, которые умеет готовить только она и никто другой в этом мире. Теперь она готовит, а я отсыпаюсь, чтобы за столом искрить весельем и остроумием, развлекая её и гостей. У нас такой обычай уже более тридцати лет. Снизу доносилась песня: «… ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал». Да, умная песня, я помню… Стоп! Кто я?